бунт на корабле.

[Gahary]

В смысле я слэшерю так, как никогда. Злостно. У меня Исаак и Батлер, кстати, не одно и то же лицо. Это чтобы вы въехали в бред.


Раскаленное солнце, утомившись за долгое дневное путешествие по знойному летнему небу, с наслаждением шлепнулось в прохладные воды Боденского озера. Двое - джентльмен в покосившемся пенсне и одетый в черный мундир мужчина средних лет - ласково щурясь на заворачивающий к закату день, попивали из трехлитровой банки целебное после вчерашнего, хотя и подозрительно мутное, пиво.
Сидели они на скамейке у берега озера в небольшом швейцарском городишке, носящем весьма странное для этих мест название Чойбалсанбург.
Скажем, эти двое были неразлучные друзья, собутыльники и соратники штандартенфюрер СС Бартоломео Джепетто фон Икус (в определенных кругах известный как Дуо Икус) и доктор Батлер(совершенно неизвестный ни в каких кругах, живший в целом незаметно и тихо, но любивший составить Бартоломео компанию, когда тот хотел немножечко погужбанить).
Три недели назад Батлер отложил работу над любимой книгой и по первому зову Бартоломео пустился вместе с ним в круиз по городам и весям солнечной Швейцарии, в пьяном виде наводя страх и ужас на толстых и ленивых швейцарских бюргеров. Он не смог бы вспомнить, что он пил вчера, где и сколько, но это было и не важно. Важно было то, что сейчас он сидел рядом с банкой пива, можно было подлечиться и от этого настроение у доктора было гораздо лучше, чем утром. Жаль только, что приходилось присматривать за жуликоватым киборгом, который, улучив удобный момент, запросто мог в один присест выхлестать всю банку. Но сегодня Бартоломео был добр и пока Батлера не обижал.
- Закат, - светло промолвил киборг и, не в силах сдержать волнение, отпил.
- А завтра восход будет, - как эстафету принимая банку, философски заметил практичный Батлер.
- А послезавтра назад, в рейх! - оба помрачнели. Каждый помолчал о своем.
- Надо бы Уильяму долг вернуть, - угнетенно сказал Батлер.
- Верни, - одобрил Икус.
- То есть как "верни"? - мелко заморгал доктор. - Ты же в курсе, что я уже полгода как на мели! Это тебе бабки из Центра чемоданами высылают!
- А кто в грудь себя стучал, что отдашь? - спросил Бартоломео. Батлер ничего не ответил. Помолчали.
- Ну ладно, что это мы все о делах? - заговорил наконец киборг. - Ты заметил, какая клевая внучка у этого старикашки Ганса?
- У какого Ганса? - удивился Батлер.
- К которому давеча за пузырем ходили. Помнишь?
- Не очень. - Доктор очень старался вспомнить, у него даже морщины на лбу проступили, но ничего не получалось. - Нет, не помню, - с сожалением сказал он.
- Ну как же, ты еще с лестницы упал! - начал терять терпение Бартоломео.
- Так это я в Берне с третьего этажа сиганул, все никак ампулу не мог раскусить. Потом хромал неделю. До сих пор шишка не рассосалась, - обрадовался Батлер тому, что хотя бы это он помнит, и спросил: - Показать?
- Не надо мне ничего показывать! - сдернул с головы фуражку киборг. - Ты что, не помнишь? Еще с Гудерианом пузырь на троих раздавили, луковица с собой была...
- Это с каким Гудерианом?
- Ну кент мой с IV управления! - взъерошил непокрытую голову разведчик. Голова опять начала трещать.
- Одноглазый, что ли? - заколебался Батлер.
- Ну! - радостно закричал Икус, надевая фуражку. - Он самый! Он еще в командировку сюда приезжал!
- Нет, не помню.
- Ну елки ж палки! Опять двадцать пять!
Нервно воткнув в мокрые губы беломорину, он со второй попытки закурил. Докурив до картонки, потыкал окурком о кривой сбитый каблук и вдруг оживился:
- Слушай, а давай патеру деньги не отдавать? Он там в своей синагоге жирует, да еще и с прихожанками развлекается! Не обеднеет!
- Давай, - одобрил Батлер и, задумчиво разбирая ширинку, пошел за кусты.
Когда он с благодатью на лице воротился, банка была пуста и, как показалось доктору, совершенно суха.
- А где пиво-то? - не понял Батлер.
- Какое пиво? - небрежно спросил Бартоломео и выплюнул рыбий хвостик.
- Ну, тут еще полбанки пива оставалось, - глупо заглядывая под лавку, жалобно спросил Батлер.
- Не помню, - сказал Икус и, положив руки на живот, удовлетворенно вытянул ноги.
Доктор Батлер стал вспоминать, встречались ли ему еще в жизни такие отпетые мерзавцы, как Бартоломео, но так никого и не вспомнил.


В детстве фюрер был хилым, сопливым мальчишкой. У него были способности к рисованию и, вполне возможно, что, родись он в более удачное время, мир приобрел бы в его лице великого художника. Но юному Каину крупно не повезло. Лаборанты и воспитатели почему-то дразнили его кайзером, всевозможно угнетали, и он с детства возненавидел их. В колонии из-за сложившейся нездоровой атмосферы он не мог научиться правильно читать и писать.
Гонимый злой судьбой он уходил подальше в марсианские горы, где, окруженный песками и тишиной, раскрывал мольберт, доставал краски и кисти и на холст падали шматки желтого, синего, ядовито-фиолетового и других оттенков. Картины выходили мрачные, как сама жизнь несчастного Каина. Никто не мог понять, что на них намалевано, юный Каин слышал все больше насмешек и в конце концов обозлился на все человечество.
С годами живопись Каина приобретала все более уродливое и мрачное направление, как, впрочем, и вся его паскудная жизнедеятельность. Он попал в плохую компанию и здесь его склонность к авантюрам и гадостям пала на благодатную почву.
Сейчас он был на вершине власти, но все равно не оставил жлобской привычки торчать где-нибудь в лесу с мольбертом и палитрой.
Вот и сейчас он, весь заляпанный красками, пытался изобразить ель, два дуба и какие-то кусты, названия которых каин не знал. Холст и костюм Каина были покрыты разноцветными брызгами.
Подошла Лилит. Каин болезненно поморщился, обреченно повернулся к сестре:
- Ну, чего тебе?
- Каин! - простонала она, - хочу замуж за Бартоломео!
- Обойдешься! - коротко ответил фюрер.
- Ну, Каиин!
- Губенку раскатала!
- Ну мииилый! Он такой красавчик!
Каин нервно швырнул на землю кисти и в злобе топнул ногой.
- Лилит! Я ведь тебе тысячу раз повторял - нет, нет и нет! Он же киборг-разведчик! Меня не правильно поймут! Абель смеяться будет!
- Ах, так! - Лилит решила использовать свой главный козырь, - Ну, тогда я расскажу Сет про твои шашни с той смазливой Милкой!
Каин обреченно повернулся к сестре:
- Хорошо, я поговорю с ним!
Родственница фюрера, счастливо улыбаясь, удалилась в сторону видневшегося вдали бомбоубежища.