На улице раздались дикие вопли: новой пакостью Дитриха было расставление всевозможных капканов, и ничего не подозревающий Гудериан весьма неосторожно попал в самый плохо замаскированный. От такого сильного вопля повязка, закрывающая глаз Гудериана, лопнула и оба его совершенно идентичных глаза полезли на лоб. Оборотень орал до тех пор, пока двое здоровенных негров, воспользовавшись огромными ломами, не раскрыли капкан. Пока охающего Гудериана уговаривали не кусаться и надеть повязку на глаз, вопли повторились. Василиск, возвращающийся с плантации бананов, где он уговаривал всех выращивать вместо бананов кокаин, героин или коноплю, зазевался и попал в другой капкан, поменьше, но помощней. Бартоломео, видя такой оборот дела, залез в свой походный чемодан и разыскал пару кирзовых сапог. В таких сапогах его боялись все. Удары этих сапогов по телу оставляли такие синяки, что Василиску, которого фон Икус в свободное от работы время очень любил пинать ногами, оставалось желать лучшего.
Вечером Василиск, хромая на всякий случай на обе ноги, шел по лестнице в самом дурном расположении духа. По какой-то прихоти судьбы женщинам он не нравился, и кокаин на капризной кубинской земле не рос. Василиск шел по лестнице и, скрипя новыми зубами, думал о смысле жизни. Пока он окончил мысль, начатую на полпути между первым и вторым этажом, бывший шеф контрразведки с удивлением обнаружил, что попал на чердак.
Совершенно неожиданно к нему подошла странная личность в форме АХ и на ломанном немецком поинтересовалась:
- Вы не скажете, как пройти в библиотеку?
- До Арбата на метро, а там пешком, - неожиданно для себя четким металлическим голосом справочного бюро ответил Василиск. Странная личность холодно посмотрела на него исподлобья.
- Ты что за птица? - спросил Василиска следователь HC-IIIX, присланный специально из Ватикана для того, чтобы контролировать работу Бартоломео.
- Не знаю, - прошелестел Василиск, перепуганный до сползания галифе.
Следователь Трес достал из кармана маузер и мрачно стал им поигрывать. Василиск облегченно вздохнул и подтянул галифе. Маузеров он не боялся - чего его бояться, им как не бей, больше двух зубов не выбьешь. Это знали все в Рейхканцелярии. У Бартоломео, например, маузеров было шесть. Со временем коварный Дитрих перетаскал их все колоть орехи. Сам Бартоломео предпочитал кастеты. Следователь Трес Икус не знал таких тонкостей, иначе вместо сорока шести маузеров он положил бы в свои бездонные карманы парочку кастетов. Сейчас же он стоял и думал, почему эта нацистская морда так хладнокровно смотрит на него и еще так гордо поддерживает штаны.
В штабе Треса знали и боялись. Там он имел еще более темную репутацию, чем партайгеноссе Дитрих. Темные коридоры АХ позволяли устанавливать еще более сложные комбинации веревочек, потянув за которую, несчастный, которому посчастливилось не смотреть себе под ноги, в лучшем случае выпускал в коридор из скрытой в стене потайной клетки голодного медведя. Об веревочки, которые Трес протягивал во время ночных дежурств в отделе, спотыкался сам кардинал ди Медичи. После таких спотыкновений Трес прятался подальше и все время ожидал, что за ним придут и самого отдадут на растерзание свирепому медведю, но медведь был лучшим другом киборга, и не хотел его терзать.
Трес показал гордящемуся Василиску кулак с наколкой, изображающей фигу, сказал "Смотри у меня, фашистская ..., спичками не балуйся" и пошел искать Бартоломео.